ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги, следует отметить, во-первых, что анализ методологических основ современных исследований политической коммуникации в сетевом пространстве показывает, что существует значительное разнообразие теоретических подходов в этой области исследований. Наиболее часто используются различные версии функционализма, структурализма, теория информационного общества, неомарксизм, концепция двухступенчатой (многоступенчатой) коммуникации, торонтская школа коммуникации и др. Среди наиболее востребованных теоретических подходов следует отметить:

- теорию информационного общества (особенно в изложении М. Кастельса);

- концепцию двухступенчатой (многоступенчатой) коммуникации;

- концепцию публичной сферы Ю. Хабермаса.

При этом в ходе анализа методологических подходов обнаружилась теоретическая ограниченность теории массовой коммуникации в современных условиях, которая принципиальным образом не совпадает с новыми средствами политической коммуникации и, в частности, с Интернетом. Концепция массовой коммуникации, восходящая к идеям Г. Лассуэлла и Г. Блумлера, и в наши дни находит свое отражение, в частности, в виде широко известного понятия средства массовой информации. Однако данная концепция не может быть использована для анализа сетевых политических коммуникаций, так как она противоречит специфике Интернета как средства коммуникации. Согласно этой концепции пользователи Интернета должны пассивно воспринимать информацию и не иметь возможности общаться друг с другом. В то время как на самом деле основными характеристиками Интернета являются интерактивность и возможность горизонтальной коммуникации между пользователями.

Также оказалось, что для анализа политической коммуникации в глобальной сети Интернет и других сетевых каналах коммуникации методологический подход, сформированный в рамках торонтской школы политической коммуникации, имеет некоторые ограничения, связанные с том, что она является хорошей объяснительной парадигмой для анализа международных отношений, и, в частности, бурного развития международного гражданского общества. Так, по мнению Р. Дейберта, современного представителя школы, Интернет скорее создает предпосылки для развития глобального гражданского общества [Deibert, p. 157]. Таким образом, несмотря на то, что методология торонтской школы коммуникации позволяет вносить четкие разграничения между дефинициями «средство коммуникации» и «канал коммуникации», данный подход страдает некоторыми ограничениями при анализе политической коммуникации в рамках национальной политической системы.

Второй вывод монографического исследования связан с констатацией того факта, что сетевые коммуникации являются одним из самых перспективных направлений развития политической коммуникации в современном обществе, как в качестве средства обеспечения политического процесса, так и в качестве инструмента создания «электронного правительства». Определяющими чертами успеха Интернета и сетевых средств связи стали такие базовые характеристики, как доступность, интерактивность, высокая скорость передачи информации, возможности нелинейного поиска и хранения информации. С другой стороны, сетевые средства связи имеют и негативные особенности (слабая достоверность информации, анонимность, злонамеренное искажение информации), которые также самым серьезным образом повлияли на теорию и практику современной политической коммуникации.

В данном контексте следует выделить значительную роль, которую играют интернет-СМИ. Они обладают целым рядом преимуществ перед традиционными СМИ, заключающимся, в самых общих чертах, в следующих параметрах: дешевизна, доступность, быстрота, интерактивность, глобальность, избирательность и др. Появление сетевых СМИ привело к значительному изменению стиля политической журналистики и появлению, так называемой, журналистики в стиле «он-лайн» [Рэддик, Кинг].

Медиатизация политического процесса и широкое распространение PR-технологий приводят к эффектам искажения роли СМИ в демократических системах. Очевидно, что СМИ «относятся к числу наиболее важных институтов любого общества и... проявляемые ими смелость и независимость есть показатель состояния морали и энергии всех других институтов — от школы, профсоюзов и церкви до законодательных органов, правительств и судов» [Кин, с. 167]. Поэтому упадок или коррупция демократических медиа-систем приводят к упадку и коррупции самих демократических систем. Этот процесс может проходить в двух направлениях: со стороны авторитарных властей и со стороны крупных бизнес-монополий.

Во вторую очередь, следует отметить широкое распространение политических кампаний в Сети, которые, в основном, проводятся во время избирательных кампаний и обладают целым рядом преимуществ перед другими видами политических кампаний. С одной стороны, они связаны с возможностью интерактивного общения с избирателями, политическими активистами, средствами массовой коммуникации и другими целевыми аудиториями. С другой стороны, они позволяют использовать дополнительные инструменты политического влияния: сбор средств, вербовка новых членов, проведение опросов, осуществление рекламных политических кампаний и т.п.

Появление Интернета во многом способствовало воплощению в жизнь различных программ по созданию «электронных правительств» во многих странах мира. Необходимо отметить, что «электронное правительство» может быть реализовано разными политическими режимами: как демократическими, так и авторитарными. Тем не менее, в качестве продолжения программы «электронного правительства» анализируется, получившая широкое распространение в научных и политических кругах, концепция «электронной демократии». Данная концепция представлена как в виде «прямой демократии», так и в виде «коммунитарной демократии». По мнению теоретиков электронной демократии, широкое использование телематических средств коммуникации, вообще, и Интернета, в частности, само по себе обеспечивает появление демократического режима нового типа. Однако концепция «электронной демократии» подверглась убедительной критике сразу по нескольким параметрам. Одним из самых важных противовесов реализации концепции «электронной демократии» является тот факт, что политические институты современной представительной демократии с успехом используют сетевые технологии в качестве средства политической коммуникации и тем самым сохраняют свое влияние. Таким образом, в данном исследовании предпочтение отдается термину «электронное правительство» перед термином «электронная демократия» ввиду внутренней противоречивости последнего.

Третий вывод исследования связан с тем, что для исследований новых форм политической коммуникации требуется использование новых методов и методик исследований. Таковым методом следует признать сетевой анализ. Сетевой подход возник еще в тридцатые годы двадцатого столетия как социологическая теория, описывающая закономерности взаимоотношений в малых группах. Длительная эволюция сетевой теории оснастила ее математическим аппаратом из области дискретной математике и привела к тому, что на сегодняшний день данный подход является одним из самых перспективных направлений развития теоретических и прикладных исследований. Современные информационные технологии позволяют автоматизировать сбор, анализ и визуализацию данных. Однако при всех плюсах сетевого подхода не стоит сбрасывать со счетов его ограниченные аналитические возможности. Выявление структуры политических сетей имеет важное значение, но, как показали наши примеры в третьей главе, в большинстве случаев этого недостаточно для твердых выводов. Для того чтобы получить смысл и направление динамики политических сетей, необходимо дополнять сетевой анализ традиционными методами политических исследований, такими как опросы, фокус-группы, интервью, контент-анализ и т.п.

Следующие выводы были получены на основе исследования российского опыта. Необходимо сразу отметить, что сетевые политические коммуникации в России нельзя рассматривать в отрыве от существующей политической системы, политического режима и медиа-системы. Многие эффекты использования сетевых коммуникаций в российской политике вытекают из причин, связанных с этим обстоятельством. Так, на пример, А. И. Соловьев считает, что в России политические последствия применения интернет-технологий сильно отличаются от опыта их применения в демократических странах: «Сетевой компромат, кибернетизация конфликтов, расширение зоны эксклюзивных сообщений, используемых для политических провокаций – все это стало неотъемлемой частью новой реальности в российском обществе. Одновременно этот же технический источник помог позиционированию в информационно-публичном пространстве политики различным маргинальным áкторам (в том числе и экстремистского характера), ранее испытывавшим проблемы в своем публичном позиционировании» [Соловьев, Коммуникативные механизмы формирования российской политики, с. 27].

Таким образом, политические коммуникации нельзя рассматривать в отрыве от медиа-системы России, поскольку «включение Интернета в качестве еще одного коммуникативного инструмента в существующую систему обмена смыслами между субъектами политического процесса было предопределено рядом факторов, решающим из которых был процесс медиатизации российской политики - фактического перемещения политической жизни в символическое пространство СМИ» [Иванов, Интернет в России как инструмент политтехнологий]. При этом в России наблюдается уникальная ситуация слабого структурного параллелизма СМИ, при том, что телевидение занимает доминирующее положение по отношению к другим политическим медианосителям [Вартанова, 2000]. Сетевые подразделения российских медиа-холдингов играют вспомогательную роль. В случае особой необходимости медиа-империи могут пожертвовать репутацией своего интернет-филиала, чтобы внести в повестку дня («вбросить») нужную информацию. На данное положение вещей во многом повлияло то, что массовая аудитория преимущественно получала сведения об Интернете не напрямую, а из традиционных СМИ. Эта особенность способствовала активному использованию различными политическими субъектами в ходе осуществления информационных операций в Интернете модели двухступенчатой коммуникации: интернет-проект (интернет-событие) в качестве импульса; отклик в традиционных СМИ; привлечение внимания целевых аудиторий. Подобная «посредническая» функция журналистского сообщества способствовала мифологизации интернет-среды в общественном сознании» [Иванов, Интернет в России как инструмент политтехнологий].

Таким образом, четвертый вывод нашего исследования сводится к тому, что перспективы создания электронного демократического правительства в России сомнительны. Отмечаются как положительные, так и отрицательные моменты в этом процессе. Среди позитивных факторов следует отметить наличие государственных программ федерального и регионального уровня, а также важных для сферы электронной коммерции законов. С другой стороны, отмечается недостаточность такого рода программ и законодательных актов. Как пишет Д. Песков, «объединенные усилия ведомств, сопротивляющихся внедрению новых информационных технологий, многократно превышают возможности сил, заинтересованных в этом» [Песков, 2002]. Существующее сопротивление реформе государственного управления объясняется неразвитостью институтов гражданского общества, демократических процедур и борьбой различных ведомств за контроль над этой программой.

Среди положительных моментов выделяется достаточно развитая функция сетевых медиарилейшнз федеральных органов власти, а также некоторых субъектов Российской Федерации. С одной стороны, подробный анализ интернет-сайтов органов государственной власти показывает, что она «представляет собой примитивное веб-кольцо сайтов с общей тематикой, наполненных несогласованными данными, в том числе статистическими» [Песков, 2002]. С другой стороны, большинство государственных органов очень серьезно относятся к созданию специальных разделов для СМИ. Наиболее очевидным примером является сайт Президента Российской Федерации, ставший примером для подражания и фактически эталоном для других государственных сайтов (См., подробнее: Официальный сайт Президента РФ, www.kremlin.ru). При этом очевидно, что политические интернет-стратегии органов государственной власти основываются на концепции двухступенчатой коммуникации.

Говорить о перспективах исследования политической коммуникации в российском сегменте глобальной сети Интернет достаточно сложно. Относительный спад политической активности в Сети во время избирательного цикла 2003-2004 годов, казалось бы, продемонстрировал невысокой потенциал интернет-технологий. Тем не менее, на наш взгляд, следовало ожидать оживления в этой области во время 2007-2008 годов. Данный прогноз основывался на прогнозируемом постепенном увеличении количества интернет-пользователей до уровня, сопоставимого с другими СМИ. Сегодня можно констатировать, что этот прогноз подтвердился и в ближайшее время сетевые политические коммуникации в России будут пользоваться повышенным спросом.

С другой стороны, очевидно, что сетевые технологии в условиях монополизации других электронных становится практически единственным источником альтернативной политической информации. Об этом, в частности, пишет известный специалист в области журналистики, Я. Засурский: «В России СМИ находятся в удручающем состоянии … Интернет мог бы стать фактором сохранения российского информационного пространства…» [Засурский, Информационное общество и средства массовой информации, с. 154-155].

Оценивая перспективы методологических основ дальнейших исследований сетевых политических коммуникаций, можно сказать, что, скорее всего, будет происходить отход от традиционных версий функционализма, теории двухступенчатой (многоступенчатой) коммуникации к новейшим достижениям структурализма и постмодернизма [Песков, 2003]. Кроме того, очевидно, что многие вопросы, связанные с такими концепциями как медиатизация, цифровой разрыв и, особенно, влияние технологий на демократический процесс до сих пор остаются спорными [Howard; Stanyer, 2003].

Кроме того, нельзя не затронуть темы возможных сценариев развития ситуации в области использования новейших информационных технологий в политической деятельности. Одна из существующих классификаций разбивает возможные модели развития информационного общества на три варианта:

- «Модель Силиконовой долины» - или американская модель – открытое информационное общество, движимое силами рынка;

- «Сингапурская модель» - авторитарное информационное общество, развивающееся также на рыночных основаниях;

- «Финская модель» - открытое социально-контролируемое информационное общество, развивающееся на базе общества благосостояния [Чугунов, 2003, с. 237].

Попытки внедрения «китайской системы» государственного контроля над Интернетом в России, на наш взгляд, столкнутся с серьезными проблемами. Об этом, не скрывая истинного положения вещей, пишут сотрудники Аппарата Совета Безопасности Российской Федерации: «Ухудшается ситуация с обеспечением сохранности сведений, составляющих государственную тайну… Закрепленные в Конституции Российской Федерации права граждан на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, тайну переписки практически не имеют достаточного правового, организационного и технического обеспечения. Неудовлетворительно организована защита собираемых федеральными органами государственной власти субъектов Российской Федерации, органами местного самоуправления данных о физических лицах (персональных данных)» [Развитие информационного общества в России. Том 1, c. 60]. При этом на городских рынках и переходах метро можно купить практически любую базу данных, собранную государственными органами власти.

Проблемы с обеспечением сохранности государственной информации, вызванные массовым распространением коррупции в органах власти, ставят под сомнение возможность внедрения в России «Сингапурской модели». Вероятнее всего развитие в направлении некоторого «российского» варианта, сочетающего элементы «финской» и «сингапурской» моделей. С одной стороны, государственные программы декларируют приверженность демократическим принципам и правам человека, а с другой стороны, в тех же программах постулируется «управляемость» перехода к информационному обществу. Таким образом, на наш взгляд, крайние варианты как свободного, рыночного развития Интернета, так и жестко ограниченного, авторитарного использования сети в качестве средства политической коммуникации в России, маловероятны.

Тем не менее, вслед за Б. Барбером, отметим, что «в противоположность либеральному оптимизму, воспринимающему интернет-технологии в качестве силы, размывающей устои авторитарных режимов и укрепляющих позиции индивида и гражданского общества, существуют… серьезные возможности злоупотребления данными технологиями в целях консолидации авторитарных режимов, культивирования атмосферы страха и недоверия, политической индоктринации и пропаганды. Борьба между авторитарными апологетами контроля и первопроходцами виртуального свободомыслия будет продолжаться по мере развития технологий и трансформации политического контекста» [Barber, 1998, p. 587]. Основываясь на существующем опыте регулирования политических коммуникаций в Интернете, можно сказать, что возможны разные сценарии развития. Будем надеяться, что в России реализуется вариант, тяготеющий к демократическим ценностям.